Самоубийства на Обводном канале

Обводной канал Санкт-Петербурга считают красивым местом и относительно спокойным в плане происшествий и преступлений. Но это совершенно не так.

Поначалу строительство Обводного канала шло бойко, за 10 лет ров довели до сегодняшнего Лиговского проспекта, который тоже был тогда каналом. Там работы уже застопорились. Рабочие начали гибнуть массово и стали разбегаться.

Чиновники попробовали выяснить причину этому, но расследование зашло быстро в тупик. Говорили, будто рабочих сманивают в леса карелы. Данный народ проживал в невской дельте ещё задолго до прихода шведов и русских, но лишь только Пётр Великий построил Петербург, карелы предпочли отсюда держаться подальше. Когда строился Обводной ров, они выходили из леса и беседовали о чём-то с русскими. После разговоров те всё бросали и отправлялись на болота. Но одного карела всё же схватили. Хотя его допрашивали с пристрастием, добиться удалось только невнятного бормотания: «Плохая земля, копать нельзя». Так или иначе, строительство, в результате, было заброшено.

К проекту вернулись уже в годы царствования Александра I. В 1805 году взяло начало грандиозное строительство. Ров был расширен и назван Обводным каналом. В месте, где он пересекал значимые дороги, выстроили мосты и развязки. Для начала XIX столетия инженерные решения являлись самыми современными.

Теперь канал соединял Финский залив и Неву в обход города. Он являлся также границей Северной столицы, и транспортной артерией, а также, по задумке инженеров, предохранительным клапаном, если случится наводнение. К 1833 году снова вышла заминка. Рабочие не захотели копать там, где в Обводной канал впадала речка Волковка, твердя, что место это нехорошее. Императором уже был Николай I, а в его царствование с простым людом не церемонились. Поэтому чиновники просто нагнали солдатскую роту, которая заставила народ трудиться, зачинщиков же бунта повесили.

К началу прошлого века Санкт-Петербург далеко перешагнул через Обводной канал. По берегам понастроили заводы и рабочие кварталы. Само собой, появились кабаки, склады, трущобы. Эти места облюбовали разные тёмные личности. Каждый день происходили грабежи, пьяные драки или убийства.

Однако история, случившаяся весной 1913 года, вызвала дрожь даже у петербургских трущоб. Грузчики выловили с баржи в мае возле Боровского моста маленький свёрток. В нём находился торс мужчины. Он был завёрнут в сатиновую юбку в горошек. Водолазы осмотрели дно Обводного канала, но безрезультатно. Осмотр барж, прочёсывание притонов, опрос дворников – всё оказалось бесполезным. 18 июня мелкий портовый чиновник выловил в Морском канале ещё один свёрток, в котором были мужская голова и конечности. Подходили они «бесхозному» туловищу. Так как лицо сохранилось хорошо, полиция сделала множество снимков, распространив их потом.

Прошло не больше недели, и объявилась некая Альбина Ягелло, которая в убитом опознала своего супруга Франца. Был он мелким торговцем, и промышлял возле Обводного канала. Семья проживала на Лиговке. Последний раз женщина видела мужа, когда он собирался идти в чайную.

Вдова, как положено всем вдовам, проливала горькие слёзы, но служителей правопорядка что-то насторожило. Они обыскали квартиру, но безрезультатно. Но при очередном допросе Альбина вдруг созналась, что свою вторую половину убила вместе с подругой, Ириной Кузьминой. Как рассказывали убийцы, Франц каждый день избивал жену, и это, в результате, вылилось в кровавую месть. Женщины его опоили, задушили, затем разрубили тело, и сбросили в два приёма в канал. По словам Альбины, на совершение преступления её будто бы кто-то всё время подталкивал. Служители закона пришли к мнению, что женщина старалась прикинуться невменяемой.

В начале 1923-го вдоль Обводного канала строилась теплотрасса. Когда рабочие углубились в грунт, то наткнулись на необычные гранитные плиты. Их испещряли непонятные руны, а под ними находились человеческие кости. На место находки приехал археолог Гвоздницкий. Специалист сразу заявил, что это очень ценный памятник, и подобного в мире больше не сыскать. Двадцатый век – не более. Но хозяйственники его восторгов не разделяли. Работы останавливать не стали, а протесты историка были названы попыткой саботажа. Плиты ломовые извозчики вывезли на Лиговую, а там их распилили на поребрики. Кости же отправили на свалку.

Но весной того же года на Обводном канале началась целая эпидемия самоубийств. Люди, которые решили покончить с собой, почему-то из всех мест этого огромного города выбирали именно отрезок канала от моста Боровского до устья реки Волковки. Милиции даже пришлось по берегам выставлять патрули. Кстати, пропал и один из постовых. Пик странного явления пришёлся на осенний период, а всего за год утопились 89 человек.

Тогда глубина Обводного канала достигала 3-5 метров, однако в некоторых местах канал стал мелеть. На подобную мель и угодил один из самоубийц. Им был видный большевик и член РСДРП Мясопатамский, лично знавший Ленина. Среди бела дня он прыгнул с моста и угодил на мелководье, где сидел, пока не был вытащен.

Само собой, Мясопатамского отправили в психлечебницу, ведь партийцам было не к лицу сводить счёты со своей жизнью в здравом рассудке. Большевик доктору Ефимсону поведал, что в воду угодил не самостоятельно, а его словно утянули за мостовые перила, когда он остановился покурить. В 1924 году эпидемия вдруг неожиданным образом прекратилась. Но пришёл 1933 год, и советские граждане снова начали топиться на этом же участке данного канала. Хотя там регулярно и дежурили сотрудники одного из отделов милиции, было зарегистрировано приличное количество утопленников – 107 человек. Однако многих всё-таки выловить успели, сопротивлявшихся даже основательно избивали: за неважную статистику отделение не получило переходящее Красное Знамя. Как только закончился календарный год, самоубийства опять прекратились.

Что ещё рассказывал Ефимсону несостоявшийся самоубийца неизвестно, но доктор лишился покоя и сна. Он просто осаждал Смольный, гоняясь за выжившими «прыгунами». Однако городские власти психиатра сочли за шизофреника и отправили его подальше. В черноморскую здравницу.

В 1943 году, когда Ленинград пребывал в блокаде, у милиции были другие проблемы, важнее, чем ловить самоубийц, но спустя десять лет история повторилась. Ефимсон, как и раньше, старался переговорить со всеми, кого выловили в Обводном канале живыми, но власти беспокоить перестал. Через каждые 10 лет всё к тому же участку Обводного стекались самоубийцы. Последний раз всплеск необычной эпидемии доктор-энтузиаст наблюдал в 1973 году, а через год он умер. Рекорд пришёлся на 1993 год – зафиксировано 303 попытки успешного самоубийства.

Но кое-что Ефимсон всё же раскопал. В своё время он разыскал Гвоздницкого и узнал у него о странных плитах, что нашли в 1923 году. Археолог сказал, что изначально допустил ошибку в датировке, и относилась находка к XIV столетию. У него имелись зарисовки странных рун, а также схема расположения плит. Только вот нельзя было перевести надписи, состоявшие из дикой смеси древнееврейского и латынского языков.

Если верить одной из шведских хроник Средневековья, в 1300 году в месте слияния Охты и Невы скандинавы основали крепость Ландскрона. Через три года маршал Торкель развязал войну с карелами, которые не желали становиться христианами. В устье Волковки шведами было обнаружено языческое капище – там местные шаманы приносили в жертву людей. Рыцари начали крушить эти языческие святыни, и в самом разгаре погрома из леса вышел карельский шаман. Старик проклял не только захватчиков, но и само капище со всеми окрестными землями. Солдаты его убили, а тело бросили в глубокую яму. После этого, у гарнизона Ландскроны не было покоя: шведов преследовали болезни, непонятные смерти и загадочные исчезновения людей.

Прошло десять лет, и Торкель распорядился, чтобы нашли местного колдуна, которому будет под силу снять заклятие. Язычник повелел привезти к разрушенному капищу гранитные плиты, затем вырезал на них странные знаки, а дальше потребовал людских жертв.

Христианские завоеватели так сильно трепетали перед давним заклятием, что согласились. Колдун собственными руками убил пятерых пойманных карелок, бросил их трупы в яму с останками того шамана, а сверху расположили по-особому гранитные плиты.

Шведы были строго предупреждены, что могилу трогать нельзя, а то шаманский дух вырвется наружу и каждый третий год каждого десятилетия начнёт собирать кровавую жатву. Самое страшное у карельских колдунов – это умереть, и не передать собственные знания преемнику. С убитым шаманом, что наложил заклятие, так и случилось. Колдун говорил шведам, что оно оказалось настолько сильным, что снять его нельзя, можно лишь «запечатать».

Но, к сожалению, строители теплотрассы в 1923 году не знали ни историю Ландскроны, ни тайны древнего заклятия.