Афиша Санкт-Петербурга

Открытие выставки 16 июня 19.00

Остатки – собрание произведений и идей, чудом уцелевшее после перформанса «Все впереди!» (15 марта 2011), в ходе которого Андрей Кузькин заварил в стальные ящики свои произведения, личные вещи и все содержимое мастерской. К этому эпохальному моменту отказа романтический нигилизм Кузькина приближался все последние годы с их постоянной пропагандой ограничения и методического вымарывания. Художник словно вновь и вновь стряхивал с себя очередной морок, а потому любая сформулированная художественная идея немедленно превращалась в историю, застыв подобно бетону, который Кузькин в течение часов упорно месил в ходе пронзительного перформанса «По кругу».

Метод Кузькина сформирован уверенностью в автотерапевтическом характере искусства. Его суть – немногословность, его практика – стирание ненужных смыслов, стремление заглушить досадный шума пространства, сбросить со счетов отжившие идеи. Это болезненно эмоциональное творчество коренится во внутренней необходимости очищения души и тела, художества и жизни. Кузькин болезненно реагирует на раздражители, борется с навязчивостью мифов. Он выбеливает глянцевые журналы, атакуя гламур. Он последовательно обживает новую ситуацию, пристально всматриваясь в нее через художественную пелену, на которой оставляет схематические контуры необходимых ему предметов. Он сбивает привычную перспективу, беря из реальности только то, что нужно и унося в свой кристаллизованный мир, в котором прищуривший глаза художник добивается исчезновения наносного и явления взору главного. В этом мире художник говорит только тогда, когда есть о чем, когда нечто исходит изнутри, требуя выражения. Высказывание там глубоко чувственно, ибо лишь непосредственная эмоция истинна.
Материальное искусство вынужденно фиксирует уходящую жизнь, которую уже не вернуть. Заварив жизнь в цинковые гробы времени, Кузькин раздает остатки себя прошлого, из которого хочет сбежать. Недавнее прошлое всегда чуть расплывчато, ибо трудно дать ему историческую характеристику прямо сейчас. Но эмоциональность Кузькина служит гарантом того, что художник разыграет все карты до последней, не дав себе пощады и не оставив шансов.

Остатки неизбежно трагичны: в этой перспективе банальность будет видна особенно устрашающе. И тем безжалостней взглянет на нее из будущего художник. Борясь с пошлостью бытия, Кузькин стремится зафиксировать исторические остатки как таковые – не закладывая основы будущего, а демонстрируя конечную точку процесса бытия. Все уже состоялось, дальше – только новое.

Тема очищения, лежащая в основе собирания остатков и отказа от них, важна в виду пронзительного 33-летнего рубежа, к которому Кузькин относится серьезно и настороженно: именно в этом возрасте скончался его отец, художник Александр Кузькин. Кузькин-младший пересматривает свой арсенал, отбрасывает ненужное, разбивает несущественное, пересчитывает остатки и избавляется от них. Неизбежность исхода доминирует над всем творчеством, делая его самокритичным. Вновь и вновь отрицая что-то, что дискредитировало себя, оказавшись ошибочным, он верит в необходимость избавления от любой конвенциональности. Ибо только очищение ведет выше и дальше, устремляет к подлинному смыслу.
Смысл найдется в слепках с реальности? В формах и запахах природы? В спасительной вечности металлов? Или в причудливом распределении остатков post mortem? Пока не ясно.
Дмитрий Озерков