П. П. Свиньин. Эрмитаж - Часть 9

На другой стене обращает внимание любителя художеств картина славного Рафаэля, изображающая Юдифь. Пленительная израильтянка, украшенная более юными прелестями, чем одеждою, опершись на грозный меч ассирийский, с неким героизмом, смешанным с робостию, приличною ее полу, смотрит на Галофернову голову, отрубленную нежными ее руками, за «ас страшную, а теперь бесчувстненную, поверженную у ног ее. Пейзаж кажется недоконченным, нерадиво написанным, но целое представляет нечто превосходное, достойное кисти и вкуса бесподобного Рафаэля Урбинского.

Недалеко отсюда, у средних дверей, видим изображение другой женской красоты, совершенно противное идеалу первой и другою кистию написанное. Это портрет любовницы Тициана. Вместо стройной ножки и полной лядвии, до половины закрытой у стыдливой израильтянки скромным Рафаэлем, Тициан, сбросив с одного плеча своей красавицы тонкую пелену, открыл полную, дышащую сладострастием грудь ее; ослепительная белизна Юдифи заменяется в римлянке очаровательною смугловатостию, свежестию, сродною одним прелестным креолкам. Жаль, что картина сия повреждена несколько посторонними поправками.

www.ilovepetersburg.ru

Из украшений, находящихся в сей комнате, отличается огромная фарфоровая ваза, расписанная Адамсом в 1809 году.

Вторая зала, пространнейшая из трех и в два яруса вышиною, заключает в себе, так сказать, драгоценнейшие перлы нашей Италианской школы. Нельзя не оставаться здесь долее, нежели во всех других местах. Начнем с Рафаэля. Картина его представляет Св. фамилию: Младенец божественной красоты приклонился к персям матери и оглядывается на Иосифа, который с чувством сердечной скорби взирает на Спасителя, как будто предчувствуя бедствия, готовые постичь его. Унылый вид Иосифа представляет разительную противоположность с небесным спокойствием Марии, блистающей всеми воображаемыми прелестями. Несмотря на сии совершенства в изображении лиц, небрежность и сухость в отделке одежды, замеченная нами в первой его картине, заставляют относить оба сии произведения к первой эпохе Рафаэлева поприща в живописи. (Необыкновенною свежестию красок картина сия обязана чудесному сохранению ее от влияния воздуха. Какой-то плохой живописец хотел поновить ее, но не в состоянии будучи подражать кисти — записал ее совершенно новы-ми красками. Так оставалась она без уважения в галерее Ангулемского дома; но когда купил ее Барруа и Вандик вычистил, то внезапно явились в ней все достоинства Рафаэлей гения. С ней выгравирован эстамп Жаком-Шеро)