Миних, граф Бурхард Христофор

Миних, граф Бурхард Христофор, 11-й генерал-фельдмаршал.
Граф Бурхард Христофор Миних, сын тайного советника, родился в поместье своем Нейен-Гунторф, близ Ольденбурга, 9 мая 1683 года, и получил отличное воспитание под надзором отца.
Последний, заведуя плотинами в графствах Ольденбургском и Дельменгорстском, ревностно упражнялся в фортификации и гидравлике, заставлял сына срисовывать планы, чертежи, читать описание плотин и шлюзов, готовил его, с самых молодых лет, в инженеры. В шестнадцать лет он уже знал, кроме математики, языки: латинский, немецкий и французский, отправился в чужие края для совершенствования себя в науках. Вскоре Миних возвратился в Германию, поступил на службу гессен-дармштадтскую капитаном (1701 г.) на восемнадцатом году жизни; находился при взятии крепости Ландавы (1702 г.) Иосифом I; получил, стараниями своего отца, место главного инженера в Ост-Фрисландском княжестве; оставил эту должность и молодую прекрасную жену (1706 г.), чтобы, в звании гессен-кассельского майора, участвовать в победах принца Евгения в Италии и Нидерландах; получил за проявленную им храбрость чин подполковника (1709 г.), был опасно ранен во Фландрии, при Денене (1712 г.), взят в плен французами, отправлен в Париж.

Возвратясь в Германию, был пожалован полковником и употреблен гессенским ландграфом Карлом для устроения шлюза Карлсгавенского и канала, ведущего в Грабенштейн. В 1716 году Миних поступил на службу к польскому королю Августу II, который произвел его в генерал-майоры и инспекторы польских войск (1717 г.). Не долго он находился в Польше, где управлял кормилом государства граф Флеминг, королевский любимец, гордый, честолюбивый, завистливый нрав которого вынудил славного Морица Саксонского покинуть Родину. Некоторое время Миних колебался, кому посвятить себя, Карлу XII или Петру Великому: смерть первого и лестные предложения посла нашего, князя Долгорукого, остановили наконец взоры его на могучей России.

В 1721 году увидел он новое отечество и мудрого Преобразователя. Петр желал прежде удостовериться в опытности принятого на его службу иноземца: поручил Миниху начертить новый план для укрепления Кронштадта, обозреть крепость Рижскую; разговаривал с ним при смотре войск о военных действиях и пожаловал ему патент на чин генерал-майора (вместо обещанного Долгоруким генерал-лейтенантского), со старшинством одного года.

Первое поручение, возложенное Государем на Миниха, который в 1722 году произведен был в генерал-лейтенанты, состояло в облегчении судоходства по Неве: его затрудняли пороги. Надлежало уничтожить эти преграды посредством шлюзов и проложить путь между обоими берегами реки от Ладожского озера до Балтийского моря. Тогда Миних осмотрел, по приказанию Петра Великого, и залив Рогервикский, начертил план гавани, получившей впоследствии название Балтийского порта. Между тем ещё с 1719 года строился канал, который должен был соединить Волхов с Невой, известный под названием Ладожского. Главный надзор за работами было поручено вести, по представлению князя Меншикова, генерал-майору Писареву. Малороссийские козаки и калмыки занимались оными попеременно.

Вернувшись из Персии, Император с великим недовольством воспринял весть, что канал отделан только на двенадцать верст, удалил Писарева и определил вместо него Миниха. Тщетно Меншиков старался потом оправдать своего любимца, отзываясь о Минихе, что он, может быть, хороший воин, но не способен к подобным занятиям. Петр Великий удостоверился лично на месте, что работа, произведенная Писаревым, не имела никакой прочности, и одобрил план его преемника. В 1724 году попечительный Монарх снова осматривал Ладожский канал, отделанный Минихом на четыре версты, прокапывал, вместе с ним, насыпь лопатами и, к чрезвычайному удовольствию, удостоверился, что она не пропускала воды. Несколько раз изъявлял он Миниху благоволение письменно и на словах. «Труды моего Миниха сделали меня здоровым, — сказал Петр Великий Императрице за три месяца перед своей кончиной, возвратясь из Старой Руссы — Я надеюсь проехать с ним по воде из Петербурга в Москву и выйти на берег в Головинском саду».

Главным недоброжелателем Миниха был князь Меншиков, в Остермане имел он друга. Император Петр II пожаловал Миниху графский титул Российской Империи, несколько деревень в Лифляндии (1728 г.), определил его генерал-губернатором С.-Петербургским, Ингерманландским, Карельским и Финляндским. Тогда Меншиков был низвержен в прежнее ничтожество. Осторожный Миних не участвовал в ограничении самодержавной власти, при предложении скипетра Императрице Анне Иоанновне (1730 г.): он предвидел, вместе с Остерманом, что дерзкое предприятие приведет к гибели честолюбцев. Государыня с благоволением приняла поздравления графа Миниха, пожаловала его генерал-фельдцейхмейстером, президентом Военной Коллегии и вскоре кавалером ордена Св. Апостола Андрея Первозванного (1731 г.), членом Кабинета [Кабинет был учрежден в 1731 году вместо Верховного Тайного Совета.

Членами его были: великий канцлер граф Головкин, граф Остерман, князь Черкасский и граф Миних], генерал-полицмейстером, генерал-фельдмаршалом (25 февраля 1732 года). Славный принц Евгений, наставник Миниха на ратном поле, отзывался о нем Императрице, что она вверила военные дела человеку, соединявшему в себе наряду с редкими достоинствами примерную ревность к службе. Миних оправдал на деле лестный отзыв знаменитого полководца: сделал чертежи нового учреждения для гвардии, полевых, гарнизонных и Малороссийских полков; сравнял жалованье природных русских офицеров с иностранными, находившимися в нашей службе и до того получавшими более первых; основал в С.-Петербурге (1731 г.)

Кадетский корпус для 150 дворян российских и 50 эстляндских и лифляндских, на Васильевском острове, в доме, принадлежавшем Меншикову; пожалованный шефом Корпуса; исходатайствовал у Императрицы (1732 г.) указ об увеличении комплекта кадет до 360 человек; неусыпно заботился о пользе вверенных ему заведений; совершил устройство Ладожского канала, по которому судоходство началось с 1 мая 1731 года; завел в армии нашей корпус тяжелой конницы (кирасир), до того не известной в России, но со значительными издержками, выписывая лошадей из чужих краев, за недостатком хороших. Он — как уверяют — присоветовал Императрице Анне Иоанновне перенести столицу из Москвы, где покоился прах её родителя, в С.-Петербург, согласно воле основателя.

Между тем граф Миних, пользуясь доверием Монархини, любовью Бирона, восстановил против себя Остермана и Карла Густава Левенвольда, не менее честолюбивого, досадовавшего на фельдмаршала, по званию полковника Измайловского полка, за сделанное им преобразование гвардии во время его отсутствия. Он исходатайствовал своим землякам, лифляндцам, возобновление их привилегий; соединял с обширным умом и отличными способностями коварство, чрезвычайную скупость. Не только подчиненные, но даже сам Бирон боялся его и во всех делах совещался с ним. Они внушили Бирону, что Миних вмешивается во все дела, отзывается о нем неуважительно, намерен сделаться первым человеком в государстве. Тогда, под предлогом размещения Мекленбургской принцессы Анны, велено ему очистить комнаты, которые он занимал в казенном доме, имевшем непосредственное сообщение с Дворцом; подарен Миниху дом, купленный у графа Остермана (1733 г.); подписан союзный договор с Венским Двором, скрытным образом от фельдмаршала; поручено начальство над войсками, назначенными в Польшу, генерал-аншефу Ласси.

Миних добровольно перестал ездить в собрание Кабинета, устранился от государственных дел. Занятие Варшавы и провозглашение королем Польским Августа III не уменьшили рвения приверженцев Станислава Лещинского: тщетно Ласси старался овладеть Данцигом (1734 г.). Недовольный его распоряжениями, Бирон вынужден был обратиться к графу Миниху, предложил ему главное начальство над действовавшей армией. Герой с восхищением обнажил меч, двадцать два года остававшийся забытым, отправился из С.-Петербурга наскоро, ночью и весьма тайно; прибыл 25-го февраля к Данцигу под прикрытием прусского отряда. Гарнизон этого города состоял из десяти тысяч человек регулярного войска; в снарядах и съестных припасах не было недостатка.

Наконец 18 июня Данциг сдался с условием: присягнуть Августу III, отправить депутацию к Императрице Российской из первых членов совета и заплатить за убытки два миллиона ефимков, из которых один был потом прощен городу. Вслед за тем половина Польши признала Августа; войска наши принуждены были там остаться ещё на год для усмирения партии, враждебной этому государю. Граф Миних получил от него шпагу и трость, осыпанные драгоценными каменьями. Но завистники не оставляли Миниха в покое; обвиняли его в неудачном приступе, в побеге Станислава, утверждая, будто бы последний подкупил фельдмаршала. Победитель явился во дворец и присутствием своим обезоружил клеветников (1735 г.).

Открылось для Миниха новое поприще: решено объявить войну туркам и отомстить крымским и кубанским татарам за набеги на русские области. Он снова отправился в Варшаву для совершенного водворения спокойствия в Польше; оттуда поехал на Украину, осмотрел двадцатитысячный корпус, назначенный в Крым под начальством генерал-лейтенанта Леонтьева; Воронежскую верфь, где строились суда для плавания по Днепру, Дону и на Черном море, Украинскую линию и все пограничные укрепленные места.

Обложив Азов (1736 г.) и поручив осаду этой крепости генералу Левашову до прибытия новопожалованного фельдмаршала графа Ласси, Миних собрал вверенную ему пятидесятитысячную армию у Царицынки, близ Днепра, и двинулся к Перекопу. Перекоп сдался на условии; в числе взятых шестидесяти пушек некоторые были с российскими клеймами, отняты татарами у князя Василия Васильевича Голицына в XVII столетии. Козлов, Бахчисарай, Ак-Мечеть превращены были в пепел, и Кинбурн был также занят нашими войсками, но болезни, недостаток воды и чрезвычайные жары принудили Миниха возвратиться к Перекопу. Он оставил этот город 16 августа, подорвав стены, часть домов и разрушив башни, находившиеся на линии. Таким образом кончилась эта кампания, во время которой погибло более половины нашей армии, без всякой существенной пользы для России, ибо опустошения не прекратили набегов татар. Императрица наградила фельдмаршала богатыми поместьями в Украине и Лифляндии.

В следующем году (1737) Миних покрыл новой славой оружие русское завоеванием Очакова: подавая пример мужества, пеший командовал батальоном Измайловского полка и собственными руками водрузил его знамя на гласис. Поход, предпринятый Минихом в 1738 году, не ознаменован никаким важным подвигом: фельдмаршал имел только случай проявить личное мужество, выручив с отрядом кирасир окруженного многочисленным неприятелем бригадира Шипова. Тогда, по причине усилившейся моровой язвы, были срыты крепости Кинбурн и Очаков. Но, к бессмертной славе Миниха, благоразумными распоряжениями его опустошительная болезнь не распространилась в Малороссии. Он действовал удачнее в 1739 году: перешел через Днестр в виду отступавшего неприятеля, следовал по пятам его до местечка Ставучан.

Здесь сераскир Велий-паша расположил свои батареи на возвышенности, угрожая середине наших войск; стоявший напротив левого крыла начальник Хотинской крепости Кальчак-паша примыкал с сильным отрядом к непроходимым горам и лесам. Другой многочисленный отряд турецкий поставлен был напротив правого крыла нашего, под горами, простирающимися до реки Прут. С тыла беспокоили нас татары. Миних находился в затруднительном положении: обозрев быстрым соколиным [Солдаты называли графа Миниха соколом.] оком стан неприятельский, он заметил, что болотистый ручеек на левом фланге турецком не был глубок, приказал забросать его хворостом и фашинами и с помощью произведенных с другой стороны фальшивых атак перешел с армией через этот ручеек под ужасным пушечным огнем, приблизился к подошве горы, на которой находился лагерь сераскира. Многократные и жестокие нападения турецкой конницы не остановили храбрых воинов, продвигавшихся вперед под прикрытием сильного огня своей артиллерии. Турки, видя, что спасения в окопах нет, обратились в бегство. После занятия высоты легкие наши войска бросились преследовать врага. Весь лагерь, сорок две пушки и шесть мортир достались победителям. Более тысячи человек убито со стороны турок, а с нашей всего семьдесят.

На другой же день после этой знаменитой победы фельдмаршал пошел к Хотину, который из-за малочисленности гарнизона тотчас сдался. Сто пятьдесят семь пушек и двадцать две мортиры увеличили число его трофеев. Знаменитая битва Ставучанская произошла 28 августа. Заняв Хотин 31 числа без пушечного выстрела, граф Миних преследовал неприятеля до Прута; переправился через эту реку; соорудил крепости на её берегах; выгнал господаря молдавского из его владений за Дунай; собрал контрибуцию и съестные припасы на неприятельской земле; намеревался взять Бендеры — как вдруг предположения его были разрушены заключенным в Белграде миром между Австрией и Турцией, за которым, посредством Французского Двора, и Россия вступила в союз с Портой Оттоманской, 7 сентября 1739 года. В декабре войска наши вышли из Молдавии, и фельдмаршал, приглашенный в С.-Петербург, получил в день мирного торжества (1740 г.) звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, шпагу и знаки ордена Св. Ап. Андрея Первозванного, осыпанные бриллиантами, пенсион в пять тысяч рублей. Он простирал тогда виды на достоинство герцога Украинского, но Государыня сказала Бирону: «Фельдмаршал слишком скромен, для чего не желает он лучше Московского Великого княжества?»

Вскоре Императрица Анна Иоанновна скончалась (17 октября), назначив преемником внука своего, младенца Иоанна, а регентом Бирона. Граф Миних вынужден был одобрить этот выбор, но жестокость правителя, грубое обращение его с родителем Императора, общая к нему ненависть и желание Миниха представлять первое лицо в государстве ускорили падение герцога Курляндского. Для исполнения отважного предприятия фельдмаршал назначил ночь 8 ноября, в которую караул при Дворцах занят был Преображенским полком, ему вверенным; убедил принцессу Анну Леопольдовну принять звание Правительницы до совершеннолетия Иоанна.

Накануне того дня Миних обедал и провел вечер у Бирона. Беспокойство и задумчивость были заметны на лице последнего; в разъяснении своем он беспрестанно менял тему разговора и вдруг обратился с вопросом: «Господин фельдмаршал! Во время ваших военных походов не предпринимали ли вы ночью чего-либо важного?» Удивленный неожиданными словами, Миних не обнаружил, однако, ни малейшего смущения и ответил твердым голосом: «Не могу припомнить, предпринимал ли я ночью что-либо важное, но всегда держался правила пользоваться благоприятными случаями». Они расстались в одиннадцать часов вечера; в три часа пополуночи тиран, со связанными руками, покрытый солдатским плащом, с высоты величия отвезен в Шлиссельбургскую крепость, из нее — в Пелым, заштатный город Тобольской губернии. [Впоследствии Бирон был переведен в Ярославль (1742 г.). Император Петр III освободил его из ссылки в 1762 году, возвратил ему орден Св. Апостола Андрея Первозванного и золотую шпагу. Императрица Екатерина II, вступив на престол, водворила его в Курляндское княжение. Он в 1769 году отказался от правления, по причине глубокой старости, поручив его сыну своему, принцу Петру; умер 28-го декабря 1772 года.]

Никогда Миних не находился в такой силе! На другой день после низвержения Бирона он в кабинете своем назначал награды первейшим сановникам и не забыл себя в списке: хотел быть генералиссимусом, но сын его, более благоразумный, упросил отца уступить это достоинство родителю Императора, довольствоваться званием первого министра. Чтобы удержать на службе графа Остермана, Миних представил его в великие адмиралы, с оставлением при прежнем звании, князя Черкасского — в канцлеры, графа Головкина — в вице-канцлеры; генерал-аншефу Ушакову, обер-шталмейстеру князю Куракину и адмиралу графу Головкину назначил Андреевские ленты; московскому губернатору князю Юсупову, сенатору Стрешневу и Коммерц-коллегии президенту барону Менгдену — Александровские. О себе прибавил, что достоинство генералиссимуса предоставляет принцу Брауншвейгскому. Расписание это было утверждено Правительницей, которая пожаловала ещё фельдмаршалу сто тысяч рублей, серебряный сервиз и богатое поместье Вартенбергское в Силезии, принадлежавшее Бирону; произвела сына Миниха в обер-гофмаршалы.

Возвышаясь, Миних стремился к падению: Остерман, покровительствовавший ему при Екатерине I и Петре II, не мог равнодушно видеть его первым министром, а принц Антон-Ульрих обижался званием генералиссимуса, когда не он, а Миних заведовал военными делами. Вскоре Остерман воспользовался удобным случаем, чтобы избавить себя от опасного соперника, вступился за Австрию, вопреки установленному договору с Прусским Двором, которого придерживался Миних. Тщетно последний доказывал, что «России, угрожаемой со стороны Швеции, трудно будет вести оборонительную войну и одновременно наступательную за пределами, что гораздо выгоднее предупредить шведов нападением, освободиться посредством сего от обязанности вспомоществовать обоим Дворам и что он за особенную честь поставит начальствовать войсками».

Основательное мнение фельдмаршала названо пристрастным; Остерман продолжал вести переговоры с австрийским министром; Миних заговорил об отставке и получил её с ежегодным пенсионом пятнадцать тысяч рублей (1741 г.). Кроме сына, никто не имел духа объявить ему о его увольнении. Правительница и супруг её меняли всякую ночь спальню до тех пор, пока фельдмаршал, пребывавший возле Дворца, переехал в свой дом по ту сторону Невы. Тогда надлежало бы Миниху удалиться из России, где враги его имели первенство, но он остался в ней, на гибель им, как думал, и вовлечен был в несчастье, постигшее его 25 ноября. Неустрашимо явился в красном плаще покоритель Данцига и Очакова на лобное место, окруженное 6000 гвардейцев, ласково приветствовал товарищей своей славы и потом равнодушно услышал смертный приговор, освобождение от казни, страшное для других слово Сибирь, куда велено сослать его (1742 г.).

Великодушная супруга Миниха последовала за ним в тот самый город, где выстроен был, по чертежу его, дом для Бирона. Думал ли тогда фельдмаршал, что приготовляет себе в нем жилище на двадцать лет! Перед отправлением Императрица Елисавета Петровна предоставила осужденным просить у нее одной какой-нибудь милости: просьба Миниха состояла в том, чтобы дозволено было взять ему с собой пастора Мартенса, также согласившегося разделить с ним ссылку. В Казани Миних встретился с Бироном, которого везли в Ярославль; их сани должны были остановиться у моста: они узнали друг друга и молча поклонились.

Пелым, окруженный непроходимыми дремучими лесами, обнесен был палисадником и вмещал в себя небольшую деревянную крепость, шестьдесят хижин. Бедные обыватели получали, за дорогую цену, товары и жизненные припасы из Тобольска и других отдаленных городов: имея сообщение с прочими местами летом посредством реки, они во время продолжительных зим, от октября до мая, пробирались по лесам на лыжах. В этом печальном уединении Миних завел недалеко от домика своего небольшой огород, занимался молитвами, обучал детей пелымских жителей; никогда не казался угрюмым; покоился от трудов только три часа в сутки. На содержание его и домашних определено было ежедневно по три рубля: деньги эти хранились у офицера, к нему приставленного.

В 1749 году имел он несчастье лишиться верного друга своего, Мартенса; с того времени занял его место: говорил поучения, сочинял духовные песни, писал на бумаге, принадлежавшей пастору, разные трактаты относительно фортификации, проект об изгнании турок из Европы, чертил военные планы, излагал мнения о разных необходимых переменах в российских провинциях. Соседние воеводы боялись его так же, как и сибирского генерал-губернатора: он старался удерживать их от несправедливостей и обид, угрожал своими донесениями. Труды Миниха имели жалкую участь: один солдат из числа находившихся при нем украл у него ларчик, был арестован и объявил, что, вопреки строгому запрещению, служители доставляют ему чернила и перья. Опасаясь обыска, Миних вынужден был предать огню все свои бумаги. Событие это случилось в последний год его ссылки (1762 г.).

Он молился, когда сенаторский курьер привез Указ Императора Петра III, приглашавшего его в С.-Петербург: благодарение Подателю всех благ было первым чувством, наполнившим сердце Миниха в эти счастливые минуты. Из присланных ему денег на дорогу половину он отсчитал для себя, остальные подарил радостному вестнику. В самый день отъезда из Пелыма Миних сел на лошадь, осмотрел окрестности своей двадцатилетней темницы и, со слезами на глазах, простился с ней. Близ С.-Петербурга выехали к нему навстречу сын и внучка со своим мужем, бароном Фитингофом.

Император прислал Миниху шпагу, возвратил ордена, графское достоинство, чин генерал-фельдмаршала, принял его весьма милостиво, подарил ему дом меблированный. Во Дворце увиделся он с Бироном: исполины времен прошедших в толпе юных царедворцев, им не известных, походили на восставшие тени предков. Долговременная разлука не истребила в них взаимной ненависти [Император Петр III старался примирить Миниха с Бироном, велел поднести им по бокалу с вином, но в это время был отозван в другую комнату. Они воспользовались его отсутствием: поставили бокалы на стол и расстались врагами], но когда корысть управляла последним, семидесятидевятилетний герой пылал усердием и верностью к Престолу, вещал правду Монарху-благодетелю, советовал не предпринимать войны с Данией, не вводить прусской одежды. Слова опытного старца остались без уважения.

Наступила роковая минута для Петра III, который, к довершению собственной гибели, не умел ценить достоинств, величия духа Августейшей Супруги своей. Тщетно желал Он примириться с Екатериной: на Её стороне были войска. Миних находился при Государе. «В Кронштадте, в одном Кронштадте надобно искать спасения и победы, — говорил он Петру, — там найдем мы многочисленный гарнизон и флот». Император медлил в Петергофе исполнением полезного совета, и когда прибыл в Кронштадт, матросы бросали уже доски на берег — их принудили возвратиться на яхту, она пустилась в открытое море. Миних стоял спокойно на палубе, рассматривал в молчании звездное небо и зеркальные воды…

«Фельдмаршал! — сказал ему Петр, — я виноват, что не исполнил скоро вашего совета, но что предпринять мне в теперешнем положении? Вы бывали часто в опасных обстоятельствах, скажите, что должен я теперь делать?» «Нам надобно плыть в Ревель к тамошнему флоту, — отвечал Миних, — сев на военный корабль, отправимся в Пруссию, где теперь находится наша армия. Имея у себя восемьдесят тысяч войска, возвратимся в Россию, и я даю вам слово, прежде шести недель ввести вас победителем в ваше Государство. Все дамы и придворные, находившиеся на яхте, закричали в один голос: «Это невозможно! Матросы не в силах действовать веслами до Ревеля!» «Мы все примемся за весла!» — возразил Миних.

Но и в этом случае совет не имел успеха [См. Жизнь графа Миниха, соч. г-на Галема, издан. в Москве, 1806 г.]. Между тем Екатерина II вступила на Престол. «Вы хотели против меня сражаться?» — сказала Императрица графу Миниху, когда он представлялся ей. «Так, Всемилостивейшая Государыня! — отвечал безбоязненно фельдмаршал, — я хотел жизнью своей жертвовать за Монарха, который возвратил мне свободу!.. Но теперь долг мой сражаться за Ваше Величество, и я исполню это со всею верностью».

Екатерина умела быть великодушной: пожаловала Миниха главным директором Ревельской и Нарвской гаваней, также Кронштадтского и Ладожского каналов; поручила ему закончить гавань Рогервикскую. Восьмидесятилетний старец часто писал Императрице, часто называя её Божественною.
Она забавлялась над учтивыми выражениями Миниха. «Наши письма, — отвечала Екатерина, — были бы похожи на любовные объяснения, если бы ваша патриархальная старость не придавала им достоинства» — уверяла в отличной своей доверенности; говорила, что довольна всеми его трудами; преисполнена к нему уважением; знает величие его души, умеет ценить способности, и что с шести часов вечера дверь Её кабинета для него всегда отворена. «Не обращайте внимания, — писала Она однажды, — на пустые речи. На вашей стороне Бог, Я и ваши дарования. Наши планы благородны. Они имеют в виду общее благо, которому должны уступить все другие отношения. Берегите себя для пользы России. Дело, которое вы начинаете, возвысит честь вашу, умножит славу Империи». Пользуясь благоволением Императрицы, Миних смело излагал ей мысли свои. «Величайшее несчастье Государей, — поместил он в одном письме из Нарвы, — состоит в том, что люди, к которым они имеют доверенность, никогда не представляют им истины в настоящем виде. Но я привык действовать иначе, ибо не страшусь партий, хотя бы они и составились против меня. Я говорю с Екатериною, которая с мужеством и твердостью Петра Великого довершит благодетельные планы сего Монарха».

Между тем и в маститой старости Миних обращался к Императрице с предложением завоевать Константинополь, повторял ей, что Петр Великий, с 1695 года по самую кончину, не покидал любимого своего намерения: выгнать турок и татар из Европы и восстановить Греческую Монархию. Вспоминая о прошедших войнах, фельдмаршал не мог равнодушно говорить о Белградском мире, остановившем его (1739 г.) среди побед блестящих. Имя Миниха и в государствование Екатерины II наводило страх на оттоманов: в бытность турецкого посла в С.-Петербурге (1764 г.) покоритель Очакова спросил его: «Слыхал ли он о Минихе?» — «Слыхал, — отвечал посол. — Хотите ли его видеть?» — «Не хочу», — возразил турок поспешно и с видом робости; потом, обратясь к переводчику, прибавил: «Что этот человек ко мне привязался? Все мучит меня вопросами. Скажи ему, пожалуй, чтобы он прочь шел: уж не сам ли это Миних?»

В 1766 году, на блестящем Каруселе в С.-Петербурге, граф Миних был избран Императрицей судьей и, стоя на возвышении, среди амфитеатра, раздавал венки отличившимся в играх, произнес речь, в которой между прочим именовал себя старшим фельдмаршалом в Европе. Летом он заложил тройной шлюз в Ладожском канале; осенью ездил в Нарву, Ревель и Балтийский порт; осмотрел работы, проходившие под его начальством; ещё раз посетил Ладожский канал: как бы желая проститься со старинным другом своим, и, после кратковременной болезни, скончался от истощения жизненных сил 16 октября 1767 года, на восемьдесят пятом году жизни.

Граф Миних был роста высокого, величественного. Глаза его и все черты лица показывали остроумие, неустрашимость и твердость характера; голос и осанка являли в нем героя. Он невольным образом вселял в других уважение к себе и страх; был чрезвычайно трудолюбив и предприимчив; не знал усталости, мало спал, любил порядок, отличался, когда хотел, любезностью в обществе, стоял в ряду с первыми инженерами и полководцами своего времени; но вместе с тем был горд, честолюбив [Миних до того был честолюбив, что даже на с.-петербургском доме его были представлены турки в оковах, знамена и проч. См. Записки Пороишна], лукав, взыскателен, жесток; не дорожил для своей славы кровью вверенных ему солдат; казался другом всех, не любя никого.

С сожалением должно упомянуть здесь, что граф Миних, обнося старый Киев валом, в 1732 году, засыпал землей и частично взорвал порохом так называемые златые врата Ярославовы! Остатки оных открыты ровно через сто лет, в 1832 году. Фридрих Великий называл Миниха Российским Евгением. Миних ввел в армии нашей собственный боевой порядок: вся пехота строилась в один продолговатый каре, прикрывавшийся рогатками; кавалерия находилась в середине, а артиллерия по углам фасов. Армия лишалась подвижности и большей частью действовала оборонительно.

Прах Миниха покоится близ Дерпта, в принадлежавшем ему поместье Луния.