Наказания заключенных. Карцер в Петропавловской крепости

Для наказания пускают в ход «горячечную рубашку» распиная человека на голой железной койке, отчего мучительно болят все члены, начинается онемение их и арестант впадает в глубокий обморок. Принимались и меры предупреждения перестукивания: когда была возможность, арестантов помещали в камеры, по соседству с которыми не было заключенных.
В тюрьме было два карцера (на первом и на втором этажах). Карцер почти в два раза меньше камеры; он отделен от коридора свободным, помещением и тремя дверями.

В карцере — железная кровать и небольшой металлический столик. Карцер фактически не отапливался. Обычная пища в карцере — хлеб и вода.
Сюда попадали за малейшее нарушение тюремного режима, например за пение в камере, за перестукивание. Заключали в карцер на срок от одного до шести дней. Часто наказывали темным карцером: тогда окно плотно закрывалось металлической ставней на замок, и узник оставался в полной темноте.

Из рассказов узников Петропавловской крепости

О своем пребывании в карцере рассказывал А. С. Шаповалов:
«...Как только я вошел в карцер и очутился в полной темноте, я испытал пронизывающий холод —такой, что меня тотчас начало всего трясти от озноба. В этом карцере, очевидно не топленном целую зиму, который весь промерз, впору было сидеть лишь в полушубке, шапке и валенках, а я остался здесь почти голый — в одном нижнем белье и тонком халате...
Чтобы согреться, я начал быстро взад и вперед мерить ногами карцер, но тотчас, потеряв в темноте направление, ударился со всего маху лбом об стену. От боли у меня искры из глаз посыпались. Оправившись, я опять начал ходить, но тотчас сильно ударился ногой о железный переплет кровати. От невыносимой боли я опустился на асфальтовый пол, но немедленно должен был вскочить, как от ожога: пол был холоден как лед. Итак, нельзя ни ходить, ни сидеть, ни лежать на полу. Попробовал лечь на кровать, но холодные, круглые головки железных заклепок, которыми, как орехами, было усеяно полотно кровати, состоявшее из железных полос, переплетающихся вдоль и поперек и скрепленных этими заклепками, заставили меня тотчас вскочить. Холод железа был еще чувствительнее, чем холод асфальтового пола и кирпичной стены. Я отскочил также от стен, к которым вздумал прислониться: они были холодны как лед.
...Когда по прошествии трех суток отворили карцер и я вышел в светлый коридор, я зашатался и упал бы от бессонницы, изнурения и душевной муки, если бы меня не поддержал жандарм».